Продолжение интервью А.Лукашенко газете «Литовский курьер».
- 19 декабря в Беларуси пройдут выборы президента. Выборы в вашей стране всегда становились объектом особого и пристального внимания как со стороны ЕС, так и всевозможных международных организаций. Вы выдвинули свою кандидатуру. Чего Вы ждете от этих выборов? И каковы возможности у ваших оппонентов?
- Я ничего не жду от этих выборов, ничего особенного. Если вы заметили, я не веду никакой пропаганды. Какой стиль работы был у Лукашенко, такой и остался. Какой был график работы у Лукашенко, такой и остался. Более того, где можно было какую-то пиар-акцию провести – и мне предлагают, говорят, это нормально, это полезно, это важно для страны – никаких пиар-акций, никаких выпадов, никакой чрезвычайщины. Абсолютно не должно быть ничего нового. Лукашенко – действующий президент. Он отвечает за страну. И надо спокойно работать в том же ключе, как и работал. И если вы наблюдаете за мной – все-таки новости идут в Литве – я большую часть времени провожу на предприятиях, особенно на сельскохозяйственных, поскольку этот год был трудным и мы, слава Богу, выпутались достойно. У нас есть сегодня все. И видя, что творится сегодня, особенно в России – а ведь у нас нет границ, и я боюсь, чтобы сегодня как пылесосом не высосали все – я метался по полям для того, чтобы все убрали от колоса до клубня и создали двойной запас на зиму овощей, картофеля, хлеба. И мы создавали этот двойной резерв. Вот причина моего частого появления на полях. Кроме того, мне надо было в последний год пятилетки четко отстроить сельское хозяйство. И дать сигнал всем, по каким направлениям мы будем действовать в будущей пятилетке. Что будем возделывать, в каких объемах, в цифрах, в деньгах, какая эффективность, какие фермы, что продавать, что у себя оставлять.
Параллельно бываю на промышленных предприятиях – а я сейчас больший уклон делаю на промышленность. В социальной сфере решаем вопросы. Последнюю больницу модернизировали совсем недавно. Все, закончили программу, больше не надо. К нам уже сегодня едут из России рожать, оперироваться, и за приличные деньги это делают. Мы приветствуем. Это не чужие люди, мы их принимаем и в разы дешевле, чем это у вас, в Евросоюзе, помогаем им. Вот мой стиль работы – какой был, таким и остался. Меня не в чем упрекнуть.
Вот говорят, например, что Лукашенко перед выборами повысил зарплаты. Какая дурь! За пятилетку я 19-й раз инициирую повышение заработной платы. Мы заявили, что желательно среднюю зарплату иметь в 500 долларов. С нашим социальным пакетом. У нас только 30 % услуг ЖКХ людьми оплачивается. У нас бесплатное образование и здравоохранение. Недавно, когда я был в Турции, зашел разговор с российскими гражданами, молодыми людьми. Они говорят, что у них до 150-200 долларов за детский сад надо платить. За школу надо платить. А я спрашиваю у одного нашего, который меня сопровождал, сколько стоит детский садик у нас. Получается, где-то от 5 до 10 долларов. Вот и считайте зарплату.
Так что вот такой мой стиль работы. Мне в этой ситуации ни в коем случае нельзя скатиться до какой-то показухи или выпячивания своей значимости. Этого народ не поймет. Они скажут: «Ну что ты, Батька, мельчишь. Мы ж тебя знаем». Поэтому я очень осторожен.
Что касается шансов других претендентов. Я этих людей хорошо знаю. Если они подписи не могут собрать, какие у них могут быть шансы? И я вынужден был недавно обратиться к народу и попросить: «Подпишитесь за них». Пусть они участвуют в президентской кампании. Ибо скажут, что Лукашенко препятствовал сбору подписей. Я готов за них подписи собирать. Вы понимаете? Вот их шансы и мои шансы. Но я не преувеличиваю мою заслугу и роль свою в этом. Не надо пылить, что победа, мол, однозначна, как принято говорить, что действующий президент победит и т. д.
Важны не выборы, важно, что будет после выборов. Каким путем мы будем идти. Как мы будем действовать. Как мы будем развивать свою страну. Следующая пятилетка будет шлифовкой тех направлений, которые мы выработаем. Они сегодня поддерживаются и народом.
Литовцы знают, как мы живем. Надо создать комфортную нормальную жизнь для наших людей, чтобы они имели от государства хотя бы минимум для того, чтобы жить. Чтобы не мучились и не скитались.
Мне один турок, с которым общались, сказал: «По-разному можно характеризовать Беларусь, но у нас здесь очень много служанок из Украины, Молдовы, России. И ни одной служанки из Беларуси». Литовцы есть. А белорусы не выталкивают своих людей. И они не ходят, не кланяются в услужении. Может, где-то что-то есть. Но не массово. Я болезненно переживал за своих гастарбайтеров, хотя у нас никогда не было в Москве, когда было в Литве, в Украине и в других странах, особенно в Центральной Азии, когда люди сами ехали, унижаясь, в диких условиях зарабатывали. Компания посылает людей, собирает и защищает государство.
Сейчас у нас объем и уровень зарплат в строительной отрасли сравнялись, перестали говорить о гастарбайтерах в России и других странах. На нашей земле достаточно работы. Мы создаем условия для жизни людей. Вот наша задача. Мы не все здесь сделали. Еще очень много работы. Но мы полны решимости сделать все. Моя инициативная группа отслеживает вопросы, которые задают. Один человек на улице, умный человек, опытный, прошедший жизнь и говорит: «Передайте Александру Григорьевичу, пусть не переживает. Да, у нас много проблем, но белорусы еще никогда так не жили, как живут сейчас». Об этом мне и моя мать говорит. Ведь из белорусов выдавливали все. Мы кормили Питер, Москву, пол-России. Может, это и нормально было в те времена – я не осуждаю.
- Разнарядка была.
- И наши руководители в Беларуси, может, как и в Литве, получали звезды за то, что больше туда отдадут. Чем больше туда, тем лучше. Да, мы сегодня в тяжелых условиях работаем, но имеем возможность пользоваться тем, что мы заработали. Лишнее продаем. Устраивает цена – продаем, не устраивает – не продаем. Мы самостоятельны в принятии решения.
- Александр Григорьевич, вот меня мучает любопытство. Вы только что сами себя назвали Батькой…
- Это не я назвал и не надо мне приписывать.
- Когда впервые это произошло?
- Я не помню, когда это произошло, но это была ирония. Если Лукашенко было всего 38 лет – какой мог быть Батька? Когда меня впервые избрали президентом, в середине 90-х годов впервые с иронией меня назвали Батькой. Неважно, что я был еще молодой человек, я же был президент, и стиль моей работы был такой же, как и сейчас. У меня не было закоренелого дипломатического стиля управления страной. У меня не было этого опыта. Я же не проходил эти ступени, меня снизу выбросило наверх, и я бросался на все, что видел. И все люди заметили какое-то отеческое, по-белорусски «батьковское» отношение к людям. И в то же время я слишком молод был для этого. И меня начали с иронией называть Батькой. Сегодня я уже старый человек, но все уже привыкли. Но это не было какой-то пиаровской акцией. Для меня это было неожиданно.
- А у Вас остается время на личную жизнь, или управление страной занимает все ваше время? Если оно есть, чем Вы занимаетесь, кроме того, что ведете спортивный образ жизни, о котором все знают? Как Вы проводите свое свободное время, когда Вы дома. Что читаете?
- Мне сложно говорить о личной жизни, потому что люди не очень верят… Они думают, что президенты – это такие цари, для которых все доступно. Отчасти это так. Каждый президент работает по-своему. Но я уверен, что каждый президент погружен в проблемы и крутится как белка в колесе. Бывают президенты-пофигисты. Но все равно ты в этом колесе вертишься, крутишься и вырваться из него не можешь. Особенно президенты Беларуси, России, Казахстана, где полномочия колоссальные. Большие полномочия – большая ответственность. Например, президент Беларуси, как и президент России, не может на кого-то другого возложить свои обязанности, допустим, на время отпуска, если оно есть у президента. Поэтому и отпуска у президента как такового быть не может. Ты за все отвечаешь, ты принимаешь стратегические решения, ты отвечаешь за порядок в стране. Не дай Бог, что-то случится, ты – первый. Всех забудут, будут видеть только президента. И это ставит белорусского президента в соответствующие условия работы. Когда вы спрашиваете, есть ли у меня личная жизнь, я сразу начинаю думать, а что такое «личная жизнь»? Я вам честно говорю, я не знаю, что такое «личная жизнь». Я живу в резиденции со своим малышом. Как президента меня не чрезмерно, но охраняют. В доме президента есть только один человек, который обеспечивает связь президента…
- С внешним миром…
- Не то чтобы с внешним миром. Мне, например, доклад нужно послушать по телефону. Десятки видов связи: и суперзакрытая, и прямая, и обычная городская телефонная связь, в зависимости от того, какой вопрос. Если я поручаю кому-то что-то, я снимаю трубку. Я могу, конечно, нажать кнопку. Но мой дом такой, какой здесь в резиденции. Разницы нет. Кабинет только здесь больше по размеру.
А в загородной резиденции, в доме я не назначаю людей и публичных мероприятий почти не провожу. Разве что коллега ко мне приедет на чашку чая, мы вдвоем с ним в дом заходим и все. Там половина рабочих помещений, церемониальных. На втором этаже спальня и кабинет. Там я живу со своим малышом. Там есть люди, которые обеспечивают охрану и связь. Вот после этой встречи я поеду в резиденцию. Завтра я опять приеду в городскую резиденцию или еще в какую-то. Какая здесь может быть личная жизнь?
Я вообще не понимаю, что такое личная жизнь. В детский сад я сегодня пойду забирать малыша. Это уже, наверное, личная жизнь? Но это мгновения. Я буду ехать из городской резиденции, решу все проблемы, которые по графику положены, заеду в детский сад, который находится в 200 метрах о дома, заберу малыша.
Сегодня тренировки нет. Это даже не мероприятие – тренировка. У нас же есть хоккейная команда президента, которая играет на официальном рождественском турнире. Туда приезжают неслабые команды, особенно из России. Приглашаем и литовцев. Кстати, они нам предложили встречу. Надо же играть, надо тренироваться. Я должен два-три раза в неделю - обычно это бывает поздно вечером - выкроить два часа, чтобы интенсивно позаниматься. Бывает, что в перерыве ко мне подходят: «Вот это надо подписать…».
Ну какая тут личная жизнь и даже спортивная! Я бы не сказал, что кроме спорта у меня что-то есть в личной жизни. За полтора десятка лет я настолько уже, наверное, окостенел, что не понимаю, что такое личная жизнь. По-моему, у меня все замкнуто на работе.
У меня нет друзей - для президента, это, наверное, и неприемлемо, потому что друзья по-разному начинают себя вести. Но есть люди, которые давно рядом со мной. Бывает, что я так махну рукой и говорю: «Устал я уже от этого». А они мне говорят: «Но Вы же сами этого захотели». Очень мудро сказано. Из этого водоворота уже невозможно выскочить.
Говорят: «Вот, Лукашенко уже четвертый срок…». Пожалуйста, можете меня не избирать. Но я не мог не выдвинуть свою кандидатуру по одной простой причине. Вот представьте, что я не выдвигаю кандидатуру, люди на меня рассчитывали, а кто-то приходит к власти, и все пошло вверх тормашками. Государство кто-то включил в состав чего-то или приватизировали не так, закрылись предприятия – в общем, обвалилась страна.
Что скажет народ? А ты, Лукашенко, почему струсил? Почему ты сбежал. Поэтому я предлагаю людям то, что я еще могу сделать. Кто-то еще предлагает. Если вы не доверите это Лукашенко, а доверите Петрову, Сидорову, Иванову, это ваш выбор. Тогда с меня взятки гладки, если вдруг что произойдет со страной. Согласитесь, я правильно поступаю: я никому не мешаю. Наш народ умный…
«Гадкий народ, за Лукашенко голосуют, а за нас нет», – говорят некоторые. Его уже не заманишь красивым словцом. Ему надо достать и положить конкретное дело. Вот пришел кандидат, а народ сразу: «Откуда ты пришел? Где ты был? Что ты делал до сих пор?» Некоторые уже до 60 лет дожили и хотят быть президентами. А что ты сделал за эти 60 лет? Даже если тебе 40, 35. Откуда ты? Наш народ уже начал разбираться. Поэтому я очень спокойно реагирую на это.
Отвечая на вопрос о своей личной жизни, я вовсе не хочу показаться каким-то бессребреником и полностью отдающим себя работе. Нет. Я просто честно говорю: «Я не понимаю, что это такое». Правда, может у меня сегодня вечером получится пойти в лес рубить дрова. Это тоже физическая подготовка. Нас три-четыре человека бывших деревенских. Мне подарили бензопилу. Мы собираемся, пилим сухие деревья - на территории резиденции леса хватает. Если нет, лесники подскажут, где есть сухостой. Мы его выпиливаем, распиливаем, рубим. Каждый получает от этого удовольствие. Представьте, что вы жили в деревне и всю жизнь этим занимались. И потом это физическая нагрузка.
Вот получится, я на час могу вырваться. Если меня не дернут куда-нибудь – сегодня Уго Чавес прилетает, например, а еще сегодня вечером у меня совещание, встреча с членами инициативной группы по выборам. Это уже будет 11 часов. Потом мне принесут за этот день и за прошлый кучу документов. Я уложу малыша спать – в 11 часов или чуть раньше и обязательно должен просмотреть, расписать все эти документы, принять решение. А это и деньги, и важные политические вопросы. И, положив в чемодан – секретный или несекретный – отдать их в службу безопасности – в час, в два часа, в зависимости от того, какой график установлен, какие документы по сложности, … это все.
Утром я просыпаюсь, пока еще мой малыш спит, получаю порцию прессы, включаю телевизор, чтобы посмотреть последние новости, как и вы, бреюсь, привожу себя в порядок, 10 минут на зарядку, чтобы себя привести в нормальный тонус. Приезжаю сюда раньше или позже в зависимости от того, какие у меня мероприятия – в основном это публичные мероприятия – могу и сюда пригласить, чтобы не тащить кортеж из города, я там могу провести какие-то мероприятия. Так все и крутится каждый день. Поверьте, ничего интересного. Просто тебя этот водоворот, этот вихрь закрутил – и ты уже привык к этому. Да, тяжело. И если бы не спорт, тогда бы и сердце, и давление и т.д. Спорт у меня для поддержания формы и внешней, и мозгов и прочее-прочее.
- Кстати, у Вас есть свое фирменное блюдо, которым Вы угощаете своих самых близких людей?
- Нет. Я скажу вам откровенно, не делаю, хотя умею делать. У меня в доме работает повар. Один повар. У меня нет огромной кухни. Обыкновенная небольшая кухня. Я приверженец простой нашей кухни, белорусской. Если это драники, значит, драники. Самое вкусное для меня – это молочный суп. Я молочный суп люблю. Сало я с детства не ел, а если сейчас ем сало, то совсем немного. Салаты только обычные. Вот говорят, надо есть морскую капусту… Я могу съесть иногда через силу, но мне это противно. Я сторонник того, что у нас здесь произрастает. Еще сухофрукты, компот из сухофруктов, поскольку врачи рекомендуют при таких физических нагрузках. А так все свое.
Став президентом, я увидел, как они готовят драники и прочее, я им сказал: «Нет, это неправильно, надо готовить вот так». И все это показал. И с тех пор уже больше 10 лет по этой методике и готовят. Они знают мои вкусы, мои пристрастия. Воздерживаюсь от излишнего употребления картофеля. Очень много ем хлеба свежего. Мы сами выпекаем булочку-две хлеба. Тесто покупаем, привозим, у себя готовим хлеб так, как я считаю нужным. Очень люблю молоко, но сырое молоко в моем возрасте уже употреблять нежелательно, потому что после 30 лет организм не так воспринимает молоко. Хотя моя мать до сих пор пьет молоко, а ей уже за 80. Она говорит, что просто надо знать, какое молоко пить. Иногда больше кефир.
А так, чтобы, допустим, вы пришли ко мне в гости, и я бы в кухне что-то приготовил – за полтора десятка лет такого никогда не было, я не считаю нужным это делать. Но могу. Могу суп простой сварить – ведь я же был студентом, и мы все готовили сами. И вот, помню, когда мать придет с работы, я должен был приготовить ужин. Как минимум ужин. Ну а когда заболеет, приходилось все готовить. По-своему, по-деревенски, без изысков. Но у меня есть чувство, сколько на этот объем супа нужно сыпать соли. Я подсыпаю соль, не измеряя ложками, миллиграммами, граммами, как и обычный повар, рукой я могу подсолить любое блюдо в меру. А для этого должно быть чувство. Вот вы мне задали этот вопрос, и я обязательно в ближайшее время попробую что-нибудь кому-нибудь приготовить, чтобы потом вам сказать, что вот недавно я приготовил вот это. Это я сделаю. Это надо сделать, чтобы не врать потом журналистам.
- Я вам тайну могу открыть: я умею готовить мясо на мраморе.
- На мраморе? Как это на мраморе?
- Разогревается мраморная плита. Берется вырезка свиная без жира, заливается яблочным уксусом буквально на 5-7 минут, вынимаешь. Но перед этим нужно хорошо луком натирать мраморную доску горячую.
- Без жира?
- Ни капли жира. И жарить. Посыпать немножко приправой, перевернуть, посыпать с другой стороны. Так вкусно!
- А это не прилипает?
- Это не прилипает. На мраморе это такая вкуснятина.
- А толщина этой плиты?
- Толщина плиты должна быть не меньше 5 сантиметров.
- Она зашлифована?
- Да, она отшлифована.
- Кладешь на газовую плиту…
- Можно на газовую. Я живу в своем доме, в усадьбе, в лесу. У меня стоит специально построенный камин. Я на камин ее кладу, разжигаю. И это мое фирменное блюдо.
- Нежирное мясо?
- Нежирная свинина. Такая вкуснятина!
- Я попробую. Только сначала надо сделать плиту.
- На одном из белорусских сайтов прочитал, что «Лукашенко решил сделать себе день рождения в тот же день, что и у своего сына Коли». Я сам отец, у меня, кстати, много детей, поэтому мне эта тема интересна. Если позволите спросить о вашем младшем сыне. Мне кажется, что он стал практически, простите за такое сравнение, брендом – «младший сын Александра Лукашенко». Иногда кажется, что Коля настолько известен и узнаваем, что обгоняет в этом плане звезд эстрады. С чем это связано? Вы как отец сознательно создавали такую популярность Николаю или это произошло само собой?
- Мне не единожды задавали этот вопрос. И я затрудняюсь на него ответить не потому, что чего-то не знаю – я знаю все и больше, чем кто-либо. Я человек искренний и даже иногда могу сказать, а потом пожалеть о том, что сказал. Поэтому мне сложно на этот вопрос отвечать, потому что я всегда стараюсь найти ту грань, которую не должен переступить, рассказывая о своих детях, а особенно о своем малыше, который, как вы видите, практически всегда рядом со мной. Вот я говорю и думаю: «Вот надо или не надо это сказать». И вам я не все скажу, да и не нужно. Есть такие вещи, о которых я не должен говорить. Давайте по порядку. Вот вы спросили о…
- … дне рождения.
- Все абсолютно банально. Я родился 31-го, как и малыш.
- Это было еще в советские времена?
- Да, в советские времена. Меня записали 30-го. И по документам 30 августа - у меня день рождения. Фактически я родился 31-го. И мой малыш родился 31-го. Мы даже родились в одно и то же время утром. Дни рождения я вообще не отмечаю. Это для меня самый паршивый день в жизни, потому что, к сожалению, в этот день ты становишься на год старше. У нас в семье не было принято и сейчас не принято отмечать его. Все это знают и меня никогда не поздравляют. Чтобы прийти в день рождения, выстроиться в очередь, как это обычно бывает, вечеринка какая-то – у меня этого нет. Я всегда, иногда даже специально, уезжаю и работаю даже более напряженно, чем обычно. Поэтому близкие, знающие меня люди, поздравляют меня последние 5-6 лет и моего малыша – в один день, 31-го. А по паспорту я родился 30 августа. Вот и весь секрет. А почему такой вой подняли? Потому что на сайте президента поправили день рождения с 30-го на 31-е.
- Из ничего выросло…
- Абсолютно. Ну пусть будет 30-е. Сделал себя старше на сутки. А реально в один день, в один час спустя 50 лет родился малыш этот, так же как и я. Это не пиар-кампания. Что я, единственный президент, у которого есть дети? Но спроси у вас, у кого есть дети, вы не скажете. А я знаю. И их море. Они не хотят предавать публичности своих детей не от жены, от других жен, еще от кого-то.
Я когда-то поделился с Путиным своими соображениями насчет малыша, и он мне сказал: «Александр Григорьевич, дети же от Бога». Дети от Бога. Чего тут стесняться? Это, во-первых. Во-вторых, пять лет тому назад это было связано с президентской кампанией. Никто не знал моего малыша. Ему был один годик тогда. И один известный политик – можно достать из архива и посмотреть - начал меня упрекать в том, что у меня где-то на стороне есть сын.
Он ни на какой стороне не был. Он жил всегда в моем доме, он всегда был рядом со мной. Больше с матерью, поскольку я же не мог о нем заботиться, когда ему был всего годик. И пошли слухи, что у президента от кого-то есть ребенок и т. д. И после этого у меня разговор с Путиным состоялся. И я себе поклялся, что ни в коем случае не должен прятать этого ребенка – это действительно дар Божий. Как он родился, как это было – это мое личное дело. Так случилось, родился ребенок. У него есть мать, у него есть отец. Почему я должен его прятать? Более того, у меня к детям чувство материнское.
В СМИ иногда гадают или начинают свои гипотезы выдвигать, почему Лукашенко к своему ребенку так нежно и трогательно относится. Я и к старшим своим так относился. И это было на людях. Все жены упрекали моих друзей: «Вот, если бы ты так, как Саша относился к своим детям. Посмотри, он одного на руку, второго на руку и в баню, в общую баню со всеми. Он его и в прорубь зимой на берегу Днепра. Он и в футбол, и в волейбол». Я действительно вертелся постоянно со своими детьми, потому что я вырос один с матерью. И не потому, что мне мало было ласки или нежности в свое время, как некоторые говорят, некому было его приласкать, поэтому он возмещает на своем ребенке. Полная глупость.
Я у матери был один, старший ребенок у нее умер. Она меня любила и делала для меня все. Там было не до нежностей. Когда в деревне живешь, и отца нет, и надо накосить и убрать, и привезти... Складывались определенные нормальные отношения. А в душе меня мать не меньше любила, чем я люблю своих детей. И вот это оттуда. Может, еще что-то. Я очень люблю детей. Я всегда отдавал все своим детям. И не только свое.
У меня такое отношение даже через своего малыша и сейчас к детям Беларуси. Я не хочу, чтобы они были сиротами. Если какой-то отец или мать бросают ребенка, они заслуживают места только в тюрьме. Но мы их заставили всех работать и компенсировать… Более того, из плохих семей мы инициативно забираем детей. Преступников же вырастят. Они же там страдают, бедные, больные. Если ты не можешь растить своего ребенка в силу того, что ты алкоголик и не ценишь своих детей, отдай его. Но сам иди работай. Не будешь работать, в лагерь пошлем. Будешь в лагере труда и отдыха зарабатывать, чтобы мы содержали твоего ребенка.
Все отсюда, поэтому никакого здесь пиара не было. Меня начали упрекать, что я якобы где-то кого-то прячу. А зачем мне годовалового ребенка кому-то показывать? А потом больше. Если меня нет дома, он не ел не пил. Повзрослел, папа и все идет следом. Меня это не так уж и угнетало, потому что рядом со мной всегда люди, я где-то занят. А тем более сейчас. Если это в церкви или душевная встреча с папой римским. Вот Коля с папой римским встречался. Вы представить себе не можете, что он там был главным действующим лицом, а не я. Итальянцы так любят детей. Они были поражены. Я недавно встречался с помощником папы римского, он, прежде всего, о ребенке начал говорить. Папа велел спросить, как Коля, как он живет. Да, он стал частью политики, такая его судьба, потому что он родился у отца-президента. Я очень близко принимаю все, что у нас происходит в Беларуси. Я считаю, что это моя страна, которой я должен отдать все. Особенно народу, который полтора десятка лет назад непонятно почему за меня проголосовал. Я до сих пор не могу понять, как это произошло.
Семь-десять человек пришли и выиграли выборы без копейки денег. Никто до сих пор не сказал, что я у кого-то попросил деньги. Мы выиграли эти выборы случайно. На этот народ я работаю15 лет. Потому что он поверил, он поддержал, поэтому не могу ничего украсть. Как некоторые говорят, семь миллиардов в год ворует. Мой принцип: не бери чужого – боком вылезет. Семь миллиардов – это несколько вагонов железнодорожных наличных. Это же надо куда-то деньги девать. Никто не сказал, где эти деньги. Вы не думайте, что мой малыш – это какой-то бренд, специально созданный президентом. Но в этом есть один момент, который я всегда подчеркиваю. Я таким образом показываю всем родителям, что вы должны хотя бы к своим детям относиться так, как я отношусь к своему. Самый дикий недостаток общества – если они забывают о стариках и самое главное, о детях. Если вы не цените, не любите своих детей, вы не будете нормальными людьми и в обществе. У нас это проблема. Пусть не такая большая, как, допустим, в России – брошенные дети, неуважение к детям, но это проблема. Поэтому люди должны этот хороший пример, извините за нескромность, должны видеть. За это меня можно упрекать. Если хотите, это я делаю специально.
- Так сложилось, что простой человек изначально склонен подозревать своих руководителей в корыстных интересах. Это не только в Беларуси, это в Литве и других странах. О некоторых Ваших коллегах-президентах или премьерах ходят слухи, что они миллионеры, другие – как премьер Италии – этого совсем не скрывают. Вы богатый человек?
- Я очень богатый человек, потому что я первый президент, первый в стране, которую я, простите за нескромность, в том числе с другими сделал своими руками. Вот в чем мое богатство. Что касается денег – не в этом богатство. Я часто думаю об этом. Не буду я президентом, как сложится моя жизнь. А не придется ли мне где-то еще квартиру искать, просить у кого-то. Если иметь в виду материальное богатство, я получаю заработную плату. Мне взятки и подачки никто никогда не носил и не принесет. И запомните, если президенту кто-нибудь принес и дал, это никогда не будет тайной. Я у власти полтора десятка лет. Но уже что-то где-то достали и показали. Или нет?
Нет того президента, которого бы не раскололи. Возьмите любую страну – Россию, еще какую-нибудь. В Украине Виктор Федорович не прячет то, что он богатый, он до президентства стал богатым. Это во-первых. Во-вторых, то, что возможно в другой стране, невозможно у нас. У нас законом это запрещено. Чтобы твои родственники, твои дети бизнесом занимались… Это не разрешено, это не принято. Это считается признаком дурного тона, если ты - президент, министр или премьер-министр, а твои дети бизнесмены крутые. У нас это невозможно.
Вы у меня спрашиваете, есть ли у меня деньги. Да, у меня есть деньги. Моя зарплата, почти вся, в ящике письменного стола. Я открыл счет недавно, признаюсь, счет, на который можно положить деньги до наступления совершеннолетия. Старшие уже сами работают, должны сами зарабатывать. А как сложится судьба этого малыша, я не знаю. Буду жив, я все для него сделаю. А если что-то со мной произойдет. Поэтому я этот счет открыл и там несколько миллионов наших рублей на счету. Но это бессистемно.
Часть денег в письменном столе. Приходят дети старшие, и младший уже заметил: «Ай, пап, ну зачем тебе эти деньги, мы купим маме, бабушке, еще что-то…» Конечно, зачем мне эти деньги, меня государство сейчас одевает и кормит, поэтому они забирают. А этот малыш видит, что они забирают: «Папа, ты зарплату получил? – Получил. – Я тебя охраняю – ты мне должен заплатить». Вот две-три бумажки несет к себе в спальню, положит в свой кошелек. Потом идет в детский сад, а возле детского сада есть магазин. Днем он не спит и просит заведующую: «Пойдем на улицу». Он заходит в магазин (у него эти деньги, которые он у меня взял и накопил) и говорит: «Давайте что-нибудь папе купим». И приносит мне, например, пену для бритья. Я говорю: «Я, сынок, пеной не бреюсь», - «Я принес – брейся».
Я рассказываю это, как будто это такая потеха для меня. Это никакая не потеха. Это обычная житейская ситуация. Может, у кого-то действительно не хватает денег. Но сказать, что у меня миллионы и даже миллиарды, поверьте, это вранье. Если б это было, ты бы это не смог спрятать… Тебя бы сдали с потрохами. Или если бы у твоих детей были такие деньги. Если говорить о том, что я где-то что-то спрятал, я один не бываю, только в спальне. Все время вокруг меня люди. Да, сегодня они тебя охраняют. У нас чисто служебные всегда отношения, но где гарантия, что завтра этот человек не скажет. У меня нет своей квартиры. У меня нет своих автомобилей. За мою жизнь мне подарили десятки автомобилей. Я помню, в Корее подарили автомобиль, я сказал: «Не надо». Для рекламы, может, им выгодно. Мне лучше «Скорую помощь» для Чернобыльской зоны. Они знали, что я подарки перевожу в «Скорую помощь», около 70 автомобилей «Скорой помощи» … вместо тех подарков, которые мне сделали.
Я сам вожу автомобиль и сейчас. Я очень люблю водить автомобиль и раньше любил. Я говорю: «Оформите на государство». Таким образом, у меня нет ни автомобилей, ни квартиры. Я часто говорил об этом. Президентские времена заканчиваются. Где-то надо будет жить, особенно детям. Если придет какой-то президент и скажет: «Не давать ему квартиру. Он не заслужил», я просить не буду. Думаю, что так не случится, но вдруг…
Думаю, мне помогут. Не то чтобы друзья, но люди, которые меня уважают. Я думаю, они меня не бросят. Мне просто помогут. За 15 лет можно найти людей, которые к тебе хорошо относятся. Таких людей немного, но их и немало. Поэтому я и не форсирую, пользуюсь государственными жилыми помещениями, как и любой другой президент, но намного, во сто раз скромнее, чем другие. Я люблю деревянный дом и, выезжая куда-то, чаще живу в деревянном доме.
… мне приходилось за свою жизнь брать интервью у очень интересных людей – премьеров, председателей парламентов и так далее. С вами я встречаюсь третий раз в жизни. Первый раз Вы, наверное, не помните, потому что это был журналистский пул, когда мы сюда к вам приезжали в конце 90-х годов. Второй раз мы встречались с Вами в Вильнюсе. Вот сейчас от беседы с Вами я получил удовольствие. От вас исходит какая-то добрая энергия.
- Я могу вам сказать, и вы, наверное, это знаете, если человек неискренен, если он врет, если он не видит в тебе собеседника, а я в вас, а вот это для него работа, вот он пришел, ему надо что-то наговорить, остальное пресс-служба допишет. Вы от этого никогда удовольствия иметь не будете. Для меня общение с людьми, такими как вы, - дефицит. Я остерегаюсь близко подпускать к себе людей, чтобы они стали твоими друзьями. Это всегда вылезет боком. Потом он начинает спекулировать этим, он начинает что-то выторговывать для себя.
Меня часто журналисты и оппозиционеры упрекают в этом. И они правы в том, что я веду не то что замкнутый образ жизни – я абсолютно доступен на тренировках, иногда на улице могу остановиться и тогда это в митинг превращается, но я сторонюсь того, чтобы … Вот дверь раскрыта, приходите, друзья, и так далее. У меня этого нет. Наверное, я делаю правильно, потому что были моменты, когда человек пришел с тобой, работает с первого дня, потом, смотрю, его понесло то туда, то сюда. Потом мне докладывают, что он неприлично себя ведет. А разговор с вами – это разговор с новым человеком. Россияне, может, и правы, когда меня упрекают: «Вот Лукашенко на пресс-конференции наговорил…»
Якобы это президентская кампания, поэтому в этих целях руководство России… У меня спрашивали, я отвечал. 15 лет я говорю только так, как я думаю. Ну в чем я изменился? Я всегда был искренним и откровенным, потому что я, во-первых, уважаю человека, который ко мне приехал, людей, которые ко мне приехали. Они же приехали услышать правду. Неправды хватает. Вон, канал включи, и вы как журналист увидите, где фальшь, а где просто в угоду журналистской практике…
Это все видно. Люди же едут и ждут от встречи с Лукашенко, чтобы он ответил честно и искренне на те или иные вопросы. Если бы я стал округлять и так говорить, вы бы устали от этого разговора. А когда это искренне и от души… Может быть, так и не надо. Не знаю. Меня всегда упрекают в этом. Но я уже дал себе слово, что я не должен себя переделывать. Я уже состоялся как искренний политик, извините за нескромность, третий раз говорю и хочу, чтобы меня таким воспринимали. Со мной можно что угодно делать - обливать помоями, физически, как угодно.
Но не трогайте детей и не упрекайте меня в том, что я вор. Я никогда чужого не брал. У меня нет сегодня тех миллиардов, миллионов даже. Даже миллионов белорусских рублей, которые имеют сегодня некоторые. Одна из причин наката на меня со стороны России – я для них чужой. Я не разбогател на власти. А они богатые. Пусть о себе лучше расскажут, сколько у них десятков миллиардов накоплено, и за что они эти деньги получили. Вот вся разница. Но я не бессребреник. У меня масса недостатков.
Я всегда признавал, что я не образец семейной жизни. Так у меня жизнь сложилась. Просто один прячет, а другой нет. Подает себя как великий семьянин, был тут один политик, который, когда у него умерла жена, на коленях стоял и рыдал. Я говорю хорошо, пусть берет жену и едет в Германию лечиться. Он отказался. Я знал, что в это время он жил с другой. Что она давно не жена ему, но он разыграл ее в политической игре, устроил спектакль. Все сострадали. А чего сострадать. И мне пришлось жену своего ярого врага лечить в больнице. Жена то в чем виновата? Сколько возможно, мы спасали. Рак неизлечимый. И по его вине. И он себя позиционирует хорошим семьянином. Я плохой. Но никто меня не упрекнет в моем отношении к детям. А это святое.
- Завершая тему личного характера и всю нашу с вами беседу, хочется спросить Вас о других членах Вашей семьи. Довольны ли Вы карьерой своих старших сыновей?
- Этот вопрос мне задавать нельзя, потому что они, к сожалению, карьеры не делали. Для них эту карьеру определил отец. Мой средний – Дима – возглавляет президентский спортивный клуб. Я его позвал и говорю: «Не надо тебе никуда лезть. Ты любишь спорт». Вот эта небольшая работа. Президентский спортивный клуб – это помощь спортсменам. Согласитесь, что сегодня, если отец небогат, хоккеистом обычному парню стать очень сложно. А он талантлив. А ведь не президентские дети становятся олимпийскими чемпионами. А из обычных семей, которые надо поддержать. Спонсоры деньги дадут. У них работают семь или восемь человек. Наблюдательный совет – это коллективный орган. Набирают они пожертвования, поддерживают спортсменов. И команда президента приведена к ним. Им же тоже надо хоть за победу какую-то копейку дать. Они же отрываются от семей. Это же обычные люди. Я ему сказал, занимайся, не лезь ты туда. Он что, бизнесом не мог бы заняться? Нет, ты занимайся на государственной службе, под контролем.
Второй сын окончил университет с отличием, работал в МИД обыкновенным чиновником. Но надо было отцу в чем-то помочь. Все говорили: «Он премьер-министром его назначит, госсекретарем его назначит, прокурором…». « Давай ты будешь помощником у меня по национальной безопасности, и на тебе будут замкнуты те вопросы, которые никогда до президента не дойдут».
Вот, представьте. Есть вопросы, и достучаться до меня порой сложно, но есть сын, которому вы скажете и будучи в бане после тренировки – в понедельник обычно мы собираемся – он мне скажет: «Вот на это и на это надо обратить внимание». Такая дорога к президенту и какая-то отдушина. Это для людей. Потому что какая это должность.
Вы прекрасно понимаете, что я мог бы своего сына поставить на такую должность, что дальше некуда. Или бизнесом он тоже мог заниматься. Нет. Ты давай. Вопросы, которые в обществе есть, у какого-то человека есть, ты должен довести до меня. Это какой-то путь к президенту. Это его работа.
Некоторые говорят, вот, семейственность развел. Какую семейственность? Нет у меня семьи, у меня есть дети, которые все – от маленького до большого – служат государству. Это мое государство. Я – его первый президент и я хочу поднять планку президентства на такие небеса, чтобы ее потом никто не опустил. Придут после Лукашенко и будут сравнивать последующих начальников и мерить по первому президенту. И я хочу сделать так, чтобы последующим было неудобно делать плохо. Вот в чем смысл моей работы.